Неточные совпадения
«Это, говорит, молодой человек, чиновник, — да-с, — едущий из Петербурга, а по фамилии, говорит, Иван Александрович Хлестаков-с, а
едет, говорит, в Саратовскую губернию и, говорит, престранно себя аттестует: другую уж
неделю живет, из трактира не
едет, забирает все
на счет и ни копейки не хочет платить».
День скачек был очень занятой день для Алексея Александровича; но, с утра еще сделав себе расписанье дня, он решил, что тотчас после раннего обеда он
поедет на дачу к жене и оттуда
на скачки,
на которых будет весь Двор и
на которых ему надо быть. К жене же он заедет потому, что он решил себе бывать у нее в
неделю раз для приличия. Кроме того, в этот день ему нужно было передать жене к пятнадцатому числу, по заведенному порядку,
на расход деньги.
Он
ехал и отдохнуть
на две
недели и в самой святая-святых народа, в деревенской глуши, насладиться видом того поднятия народного духа, в котором он и все столичные и городские жители были вполне убеждены. Катавасов, давно собиравшийся исполнить данное Левину обещание побывать у него,
поехал с ним вместе.
Оборачиваюсь: Грушницкий! Мы обнялись. Я познакомился с ним в действующем отряде. Он был ранен пулей в ногу и
поехал на воды с
неделю прежде меня.
В течение
недели он приходил аккуратно, как
на службу, дважды в день — утром и вечером — и с каждым днем становился провинциальнее. Его бесконечные недоумения раздражали Самгина, надоело его волосатое, толстое, малоподвижное лицо и нерешительно спрашивающие, серые глаза. Клим почти обрадовался, когда он заявил, что немедленно должен
ехать в Минск.
Тогда он
поехал в Кисловодск, прожил там пять
недель и, не торопясь, через Тифлис, Баку, по Каспию в Астрахань и по Волге поднялся до Нижнего, побывал
на ярмарке, посмотрел, как город чистится, готовясь праздновать трехсотлетие самодержавия, с той же целью побывал в Костроме.
— Ну-с, я с вами никуда не
поеду, а сейчас же отправляюсь
на вокзал и — в Лондон! Проживу там не более
недели, вернусь сюда и — кутнем!
— Да, как будто нахальнее стал, — согласилась она, разглаживая
на столе документы, вынутые из пакета. Помолчав, она сказала: — Жалуется, что никто у нас ничего не знает и хороших «Путеводителей» нет. Вот что, Клим Иванович, он все-таки
едет на Урал, и ему нужен русский компаньон, — я, конечно, указала
на тебя. Почему? — спросишь ты. А — мне очень хочется знать, что он будет делать там. Говорит, что поездка займет
недели три, оплачивает дорогу, содержание и — сто рублей в
неделю. Что ты скажешь?
— Опять сообразить! Знаю я твои соображения: сообразишь, как года два назад сообразил
ехать за границу.
Поедем на той
неделе.
«В
неделю, скажет, набросать подробную инструкцию поверенному и отправить его в деревню, Обломовку заложить, прикупить земли, послать план построек, квартиру сдать, взять паспорт и
ехать на полгода за границу, сбыть лишний жир, сбросить тяжесть, освежить душу тем воздухом, о котором мечтал некогда с другом, пожить без халата, без Захара и Тарантьева, надевать самому чулки и снимать с себя сапоги, спать только ночью,
ехать, куда все
едут, по железным дорогам,
на пароходах, потом…
В другой раз, опять по неосторожности, вырвалось у него в разговоре с бароном слова два о школах живописи — опять ему работа
на неделю; читать, рассказывать; да потом еще
поехали в Эрмитаж: и там еще он должен был делом подтверждать ей прочитанное.
Только два раза в
неделю посижу да пообедаю у генерала, а потом
поедешь с визитами, где давно не был; ну, а там… новая актриса, то
на русском, то
на французском театре.
— Я еще зайду к тебе, Козлов… я
на той
неделе еду, — обратился Райский к Леонтью.
Она звала его домой, говорила, что она воротилась, что «без него скучно», Малиновка опустела, все повесили нос, что Марфенька собирается
ехать гостить за Волгу, к матери своего жениха, тотчас после дня своего рождения, который будет
на следующей
неделе, что бабушка останется одна и пропадет с тоски, если он не принесет этой жертвы… и бабушке, и ей…
— Я
еду скоро, — сказал он, — через
неделю… Не может ли Вера… Васильевна видеться со мной
на одну минуту!..
Но все еще он не завоевал себе того спокойствия, какое налагала
на него Вера: ему бы надо уйти
на целый день,
поехать с визитами, уехать гостить
на неделю за Волгу,
на охоту, и забыть о ней. А ему не хочется никуда: он целый день сидит у себя, чтоб не встретить ее, но ему приятно знать, что она тут же в доме. А надо добиться, чтоб ему это было все равно.
Райский докончил портреты бабушки и Веры, а Крицкой,
на неоконченном портрете, приделал только желтую далию
на груди. Через
неделю после свадьбы он объявил, что
едет через два дня.
— А откупщик, у которого дочь невеста, — вмешалась Марфенька. — Поезжайте, братец:
на той
неделе у них большой вечер, будут звать нас, — тише прибавила она, — бабушка не
поедет, нам без нее нельзя, а с вами пустят…
Молчит приказчик: купец, точно, с гривной давал. Да как же барин-то узнал? ведь он не видел купца! Решено было, что приказчик
поедет в город
на той
неделе и там покончит дело.
Через две
недели дело могло слушаться в Сенате, и к этому времени Нехлюдов намеревался
поехать в Петербург и в случае неудачи в Сенате подать прошение
на Высочайшее имя, как советовал составивший прошение адвокат.
Но прошло три дня, прошла
неделя, а он все не
ехал. Как-то, проезжая мимо дома Туркиных, он вспомнил, что надо бы заехать хоть
на минутку, но подумал и… не заехал.
Пока Ермолай ходил за «простым» человеком, мне пришло в голову: не лучше ли мне самому съездить в Тулу? Во-первых, я, наученный опытом, плохо надеялся
на Ермолая; я послал его однажды в город за покупками, он обещался исполнить все мои поручения в течение одного дня — и пропадал целую
неделю, пропил все деньги и вернулся пеший, — а
поехал на беговых дрожках. Во-вторых, у меня был в Туле барышник знакомый; я мог купить у него лошадь
на место охромевшего коренника.
Не весело также переправляться через животрепещущие мостики, спускаться в овраги, перебираться вброд через болотистые ручьи; не весело
ехать, целые сутки
ехать по зеленоватому морю больших дорог или, чего Боже сохрани, загрязнуть
на несколько часов перед пестрым верстовым столбом с цифрами: 22
на одной стороне и 23
на другой; не весело по
неделям питаться яйцами, молоком и хваленым ржаным хлебом…
Он никогда не бывал дома. Он заезжал в день две четверки здоровых лошадей: одну утром, одну после обеда. Сверх сената, который он никогда не забывал, опекунского совета, в котором бывал два раза в
неделю, сверх больницы и института, он не пропускал почти ни один французский спектакль и ездил раза три в
неделю в Английский клуб. Скучать ему было некогда, он всегда был занят, рассеян, он все
ехал куда-нибудь, и жизнь его легко катилась
на рессорах по миру оберток и переплетов.
Недели через три почта привезла из Петербурга бумагу
на имя «управляющего губернией». В канцелярии все переполошилось. Регистратор губернского правления прибежал сказать, что у них получен указ. Правитель дел бросился к Тюфяеву, Тюфяев сказался больным и не
поехал в присутствие.
Проходит еще три дня; сестрица продолжает «блажить», но так как матушка решилась молчать, то в доме царствует относительная тишина.
На четвертый день утром она
едет проститься с дедушкой и с дядей и объясняет им причину своего внезапного отъезда. Родные одобряют ее. Возвратившись, она перед обедом заходит к отцу и объявляет, что завтра с утра уезжает в Малиновец с дочерью, а за ним и за прочими вышлет лошадей через
неделю.
— Сбирайте барышню; не всё укладывайте, а только что
на неделю понадобится. Завтра утром
едем в Малиновец! Сашка, ты останешься здесь и остальное уложишь, а за барышней в деревне Маришка походит.
— Надеваю… Вот
на будущей
неделе хозяин гулять отпустит,
поедем с женой
на ту сторону, я и надену. Только обидно, что
на шее здесь ордена носить не в обычае: в петличку… ленточки одни!
Воевал король Степан с турчином. Уже три
недели воюет он с турчином, а все не может его выгнать. А у турчина был паша такой, что сам с десятью янычарами мог порубить целый полк. Вот объявил король Степан, что если сыщется смельчак и приведет к нему того пашу живого или мертвого, даст ему одному столько жалованья, сколько дает
на все войско. «Пойдем, брат, ловить пашу!» — сказал брат Иван Петру. И
поехали козаки, один в одну сторону, другой в другую.
И Леонид, несколько озадаченный, но втайне очень довольный, что может отделаться, говорит: «А в самом деле, я лучше
поеду к соседям
на неделю»…
Домнушка
на неделе завертывала проведать мать раза три и непременно тащила с собой какой-нибудь узелок с разною господскою
едой: то кусок пирога, то телятины, то целую жареную рыбу, а иногда и шкалик сладкой наливки.
Почта привезла мне письмо от Annette, где она говорит, что мой племянник Гаюс вышел в отставку и
едет искать золото с кем-то в компании. 20 февраля он должен был выехать; значит, если вздумает ко мне заехать, то
на этой
неделе будет здесь. Мне хочется с ним повидаться, прежде нежели написать о нашем переводе; заронилась мысль, которую, может быть, можно будет привести в исполнение. Басаргин вам объяснит, в чем дело.
После приговора им царь позволил
ехать в Иркутск, их остановили и потом потребовали необходимым условием быть с мужьями — отречение от дворянства, что, конечно, не остановило сих несчастных женщин; теперь держат их розно с мужьями и позволяют видеться только два раза в
неделю на несколько часов, и то при офицере.
Мы
едем туда с отцом
на две
недели».
Через
неделю поехали мы к Булгаковым в Алмантаево, которое мне очень не понравилось, чего и ожидать было должно по моему нежеланью туда
ехать; но и в самом деле никому не могло понравиться его ровное местоположенье и дом
на пустоплесье, без сада и тени,
на солнечном припеке.
Юлия
на это ей ничего не сказала, но Катишь очень хорошо видела, что она сильно ее заинтересовала Вихровым, а поэтому,
поехав через
неделю опять к Клеопатре Петровне, она и там не утерпела и сейчас же той отрапортовала...
— Как не хорошо, помилуй, друг мой!.. Через
неделю будут Бородинские маневры, надобно же ему все заранее осмотреть. Прусский король и австрийский император, говорят, сюда
едут на маневры.
К губернатору Вихров, разумеется, не
поехал, а отправился к себе домой, заперся там и лег спать. Захаревские про это узнали вечером.
На другой день он к ним тоже не шел,
на третий — тоже, — и так прошла целая
неделя. Захаревские сильно недоумевали. Вихров, в свою очередь, чем долее у них не бывал, тем более и более начинал себя чувствовать в неловком к ним положении; к счастию его, за ним прислал губернатор.
—
На этой же бы
неделе был у вас, чтобы заплатить визит вам и вашему милому юноше, — говорил любезно Александр Иванович, — но — увы! —
еду в губернию к преосвященному владыке.
Иногда он вдруг принимался утешать ее, говорил, что
едет только
на месяц или много что
на пять
недель, что приедет летом, тогда будет их свадьба, и отец согласится, и, наконец, главное, что ведь он послезавтра приедет из Москвы, и тогда целых четыре дня они еще пробудут вместе и что, стало быть, теперь расстаются
на один только день…
— Через две
недели можно и
ехать, — сказал он, потирая руки, и заботливо, искоса взглянул
на Наташу. Но та ответила ему улыбкой и обняла его, так что сомнения его мигом рассеялись.
«А я еще обещал
на неделе ехать с Ильей Сергеичем за дупелями, — думал Родион Антоныч, взглянув
на свои ружья, — вот тебе и дупеля… Ох-хо-хо!..»
Недели через три восьмерик почтовых лошадей, запряженных в дормез английской работы, марш-марш летел по тракту к губернскому городу. Это
ехал новый вице-губернатор.
На шее у него, о чем он некогда так заносчиво мечтал, действительно виднелся теперь владимирский крест.
Офицер был ранен 10 мая осколком в голову,
на которой еще до сих пор он носил повязку, и теперь, чувствуя себя уже с
неделю совершенно здоровым, из Симферопольского госпиталя
ехал к полку, который стоял где-то там, откуда слышались выстрелы, — но в самом ли Севастополе,
на Северной или
на Инкермане, он еще ни от кого не мог узнать хорошенько.
Свадьба должна была быть через две
недели; но лекции наши начинались, и мы с Володей в начале сентября
поехали в Москву. Нехлюдовы тоже вернулись из деревни. Дмитрий (с которым мы, расставаясь, дали слово писать друг другу и, разумеется, не писали ни разу) тотчас же приехал ко мне, и мы решили, что он меня
на другой день повезет в первый раз в университет
на лекции.
— Покорно благодарю вас, Эмилий Францевич, — от души сказал Александров. — Но я все-таки сегодня уйду из корпуса. Муж моей старшей сестры — управляющий гостиницы Фальц-Фейна, что
на Тверской улице, угол Газетного.
На прошлой
неделе он говорил со мною по телефону. Пускай бы он сейчас же
поехал к моей маме и сказал бы ей, чтобы она как можно скорее приехала сюда и захватила бы с собою какое-нибудь штатское платье. А я добровольно пойду в карцер и буду ждать.
На вакации, перед поступлением в Александровское училище, Алексей Александров, живший все лето в Химках,
поехал погостить
на неделю к старшей своей сестре Соне, поселившейся для деревенского отдыха в подмосковном большом селе Краскове, в котором сладкогласные мужики зимою промышляли воровством, а в теплые месяцы сдавали москвичам свои избы, порою о двух и даже о трех этажах.
На пароходе «Гоголь» я познакомился с управляющим банка в Астрахани Швецовым, который весьма любезно принял для развешивания объявления и заметку в «Астраханском листке», чем дал мне возможность сэкономить
неделю моей поездки. Из Царицына я
поехал на Кавказ и
на Дон. Я закончил мою поездку Кисловодском и потом уже в августе снова побывал
на выставке, где был дружески встречен всеми: приезда Витте и всякого начальства тогда уже не ожидалось, публики было много.
— Ноги сломали! — вскричала Лиза. — Мама, мама, а мы с вами хотели
ехать на прошлой
неделе в Матвеево, вот бы тоже ноги сломали!
Максим полюбил добрых иноков. Он не замечал, как текло время. Но прошла
неделя, и он решился
ехать. Еще в Слободе слышал Максим о новых набегах татар
на рязанские земли и давно уже хотел вместе с рязанцами испытать над врагами ратной удачи. Когда он поведал о том игумену, старик опечалился.